КРАСНЫЙ ТЕРРОР В ФЕОДОСИИ 1920-1921 ГГ.

[Мушкетер]

М. Волошин. Красная Пасха
В мае расстрелы разрослись с новой силой, чтобы стихнуть только в октябре 1921 года. По подсчетам разных исследователей в Феодосии было расстреляно от 6000 до 8000 человек, а по всему Крыму до 70000 человек, причем Мельгунов называет другую цифру - 120000 человек! Большевиками была "вскрыта организация "зеленых"" - расстреляно 3 гимназиста и четыре гимназистки в возрасте 15-16 лет.
В конце лета 1921 года пришел голод... "Татары ели кошек, собак и даже трупы людей. Мы питались лебедой и луком нашего сада... Как-то ко мне подошла маленькая девочка - дочка нашей санитарки - и сказала с восторгом: "Сестрица, какую вкусную человечину я ела!"".
Осенью 1921 года большевики начали заметать следы. Рвы с расстрелянными засыпались негашеной известью, а сверху землей, но и весной 1996 года дожди вымывали из земли кости.
Весь состав феодосийского отдела ЧК и особого отдела 46-й дивизии, по официальной формулировке "за злоупотребления", был расстрелян рядом с его жертвами выездной оперативной командой КрымЧК.

[Мушкетер]

М. Волошин. Террор
В конце декабря феодосийский ревком по инициативе Нужбина и председателя ревкома Турчинского принял решение об аресте буржуазии и спекулянтов, зарегистрированных биржей труда. Арестовывались такие "крупные" буржуи, как портной Поляков, молочница Мундель, пекарь Баранов. С ними повторялась та же процедура, что и с военнослужащими - расстрел. Было арестовано, по свидетельству Квашниной-Самариной, большое количество женщин, в основном сестер милосердия, которые содержались в отдельных помещениях.
Параллельно шло прямое ограбление населения, в том числе и рабочего. Им на руки оставлялось от 1 до 3 пар белья, по 1 подушке на человека, 1 пара ботинок и т. д. (в зависимости от категории), остальное изымалось как излишки. Лучшие вещи, конечно, делились между изымающими и чекистами.
Только к апрелю расстрелы пошли на спад...
Весна пришла
Зловещая, голодная, больная...
...Под талым снегом обнажались кости.
Подснежники мерцали словно свечи.
Фиалки пахли тленьем. Ландыш - гнилью.

[Мушкетер]

Выясняя судьбу своего сына, Иван Шмелев разыскал уполномоченного ВЧК Раденса и пытался узнать, что с ним: отправлен ли на Север или расстрелян, если расстрелян, то за что и где похоронен. Хотя бы где зарыт? Раденс цинично ответил, пожимая плечами: "Чего вы хотите? Тут, в Крыму, такая каша!...". В одном из своих писем Иван Сергеевич писал про Островского: "Он же и расстрелял моего сына". Расстрелы продолжались и на мысе Святого Ильи...
Ночью гнали разутых, голых
по оледенелым камням,
Под северо-восточным ветром
за город в пустыри.
.
Загоняли прикладом на край обрыва.
Освещали ручным фонарем.
Полминуты рокотали пулеметы.
Доканчивали штыком.
Еще недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землей.
А потом с широкой русской песней
Возвращались в город домой.

[Мушкетер]

Его судьба типична для множества русских людей, попавших в красную мясорубку. В конце 1918 года Сергей Шмелев был мобилизован в Добровольческую армию, а уже в ноябре 1919 года был отправлен в Алушту для лечения от туберкулеза и после этого в строй не вернулся из-за болезни. В Алуште его знали практически все, в том числе и коммунисты, которые с приходом красных и поручились за него. Его арестовывали трижды, последний раз 3 декабря, но отдали документы на руки и разрешили ночевать дома - это в Алуште, где людей расстреливали сотнями. 4 декабря комбриг Райман взял его с собой в Судак, где он жил несколько дней, а 11 декабря, по распоряжению Раймана, Сергей сам, без конвоя, отправился в Феодосию, где явился в особый отдел. Здесь он был посажен в подвал. Отсюда написал письмо отцу... и оно дошло! После этого 29 декабря 1920 года он был приговорен к смерти. Сергея перевели из подвала в Виленские казармы.

[Мушкетер]

Централизация карателей сказалось и на Феодосии. Кровавая мясорубка набирала обороты...
Как уже говорилось, в Феодосию в начале декабря 1920 года была переведена 46-я стрелковая дивизия РККА, начальник которой, Иван Федько, был хорошо знаком феодосийцам по кровавой бане, устроенной при его непосредственном участии в городе зимой 1918 года. Особый отдел дивизии, батальон ОСНАЗ и комендантские команды, которые и исполняли роль карателей, были на 70 % укомплектованы эстонцами из недавно распущенной Эстонской стрелковой дивизии РККА. Особый отдел дивизии, местный отдел ЧК и морской особый отдел разместились в Картинной галерее Айвазовского, отметив новоселье пьяным дебошем, во время которого было исколото штыками три картины великого художника. Особый отдел дивизии возглавлял Зотов, а его заместителем был Островский, известный на юге своей крайней жестокостью. Масштабы расстрелов достигли небывалых размеров. Арестованных теперь расстреливали по системе, работавшей как хорошо смазанный механизм: партии людей, предназначенных для уничтожения, не превышали 100-150 человек, но расстреливали теперь каждую ночь. Расстреливать стали и на городском кладбище, где ныне в "назидание потомкам" стоит плита, надпись на которой вещает о 75 мифических красноармейцах, якобы расстрелянных здесь белыми в 1919 году. На этом месте в феврале 1921 года был расстрелян, в числе прочих, сын русского писателя Шмелева прапорщик Сергей Иванович Шмелев.

[Мушкетер]

В конце декабря 1920 года произошло несколько массовых расстрелов прямо во дворе Виленских казарм. Видимо, столь поспешная и массовая "ликвидация" объясняется тем, что 9-я дивизия покидала Феодосию в связи с переброской на Кавказ для борьбы с кубанскими повстанцами и передавала город 46-й стрелковой дивизии РККА. Расстрелянных бросали в старые генуэзские колодцы. Когда же они были заполнены, выводили днем партию приговоренных, якобы для отправки в копи, засветло заставляли рыть общие могилы, запирали часа на два в сарай, раздевали до крестика и с наступлением темноты расстреливали.
Единственной организацией, которая хоть как-то помогала приговоренным людям, был Американский Красный Крест, представители которого совершали обходы заключенных и некоторых отправляли в лазарет.
В этот период происходило отлаживание машины смерти в масштабах всего Крыма. При Крымревкоме был образован Юридический отдел во главе с Соколовским. Именно через него Крымревкому был подчинен сначала особый отдел 6-й армии, а с 29 ноября - и 4-й армии. В конце месяца с целью централизации "работ", по неоднократным требованиям председателя Крымревкома Белы Куна и Р. С. Землячки начато было создание КрымЧК во главе с Реденсом и начальником оперативного отдела Я. П. Бизгалом. Комендантом КрымЧК был назначен небезызвестный И. Д. Папанин, служба которого закончилась довольно продолжительным пребыванием в лечебнице для Душевнобольных.

[Мушкетер]

Продолжались расстрелы почти каждую ночь: причем партии колебались от 100-150 до 300 человек. "Бело-красных" ждала не лучшая участь, они также обирались до нитки, и им предлагалось вступить в Красную армию. Не согласившихся или не принятых по каким-либо причинам также расстреливали, а согласившихся отправляли в поле-вЫе лагеря РККА особых отделов 6-й и 4-й армий под Керчью, Бахчисараем, Симферополем и Джанкоем, где их... расстреливали, по причине отсутствия продовольствия и нехватки солдат для охраны.
В казармах Виленского полка, также приспособленных под концлагерь, содержалось одновременно до пятисот мужчин. Организационно они были сведены в "батальон". Утренняя побудка оставшихся в живых начиналась "политзанятиями" и пением Интернационала. Одна из сестер милосердия, войдя в доверие к коменданту, пыталась воткнуть в него шприц с ядом, но неудачно... несчастная была убита на месте.
Каждую ночь, по команде "Рота! Встать", комендант лагеря - "комбат" будил заключенных. Зачитывались списки, и приговоренные к расстрелу отделялись от "личного состава" и отправлялись группой "к месту назначения"

[Мушкетер]

Кроме того, на Карантине еще весной 1920 года был построен лагерь для ушедших вместе с белыми железнодорожных рабочих из Курска. Самих рабочих в ночь с 19-го на 20-е, вместе с женами и детьми, числом до 400 человек, выгнали из лагеря и... расстреляли на мысе Святого Ильи. Так большевики, объявившие себя борцами за свободу пролетариата, начали в нашем городе с освобождения от жизни рабочих. На месте бараков был организован концлагерь: куда также стали концентрировать арестованных. Люди были настолько плотно набиты в казармы лагеря, что спать приходилось на полу помещений и во дворе на одном боку: причем для того чтобы перевернуться на другой бок, переворачиваться приходилось всем рядом. Из арестованных чинами особого отдела 9-й дивизии и ревкома выделялись старосты, которые и производили предварительную сортировку, разбивая людей на две основные категории: "бело-красных", то есть тех, которые когда-либо служили в РККА, и "чисто-белых". При этом все заключенные подвергались постоянным избиениям и грабежу со стороны красноармейцев батальона ОСНАЗ и особистов, многие лишились даже нижнего белья и нательных крестов. "Чисто-белые" выгонялись каждую ночь на мыс Святого Ильи и за городское кладбище, где расстреливались пачками из пулеметов, известны даже случаи, когда людей связывали колючей или простой проволокой и топили за Чумной горой в море. На мысе Святого Ильи расстрелянных сваливали в три параллельно идущие балки (одна из них именуется Дурантевской). Места расстрелов охранялись рассыпанными в цепи красноармейцами батальона ОСНАЗ, которые отгоняли жителей и родственников расстрелянных, пытавшихся забрать тела для погребения.

[Мушкетер]

В глубине большого двора мы увидели импозантное здание в строго восточном стиле. Там же толпилась пара сотен людей, и через открытые настежь ворота прибывали все новые. С болезненным чувством всматривался я в их лица. Большинство было явно из низов - солдаты; но осанка, одежда выдавали иногда офицера, теперь бывшего.
Время шло, и двор почти заполнился людьми, когда неожиданно раздался резкий свисток: тотчас ворота захлопнулись, из стоявшего поодаль флигеля выбежали несколько десятков красноармейцев с Примкнутыми штыками; двери дачи распахнулись, и с десяток матросов выкатили на широкое крыльцо два "Максима".
Громовая команда "Смир-р-но!" заставила нас привычно вытянуться и замереть. Потом я подумал, что это хитрый способ определить военную выучку, а, следовательно, и звание пленных. Так начался отбор "чистых" и "нечистых": по приказу мы по двое подходили к новоявленным "авгурам", которые безапелляционно, лишь взглянув, командовали - налево или направо. Сортировка продолжалась долго. К этому времени прибыла еще из Феодосии рота красноармейцев, окружила "левых", выстроившихся в колонну по четыре в ряд, и нас погнали обратно к городу, теперь уже окруженных цепью конвоя. Достигнув сквера возле Генуэзской башни, колонна остановилась, и нам приказали войти внутрь и не высовываться"

[Мушкетер]

17 ноября по городу был расклеен приказ N 4 Крымревкома, в котором приказывалось "...всем офицерам, чиновникам военного времени, солдатам, работникам в учреждениях Добровольческой армии... явиться для регистрации в трехдневный срок... Не явившиеся будут рассматриваться как шпионы, подлежащие высшей мере наказания по законам военного времени". Под приказом стояли подписи председателя Крымревкома Белы Куна и управделами Яковлева.
Регистрация проводилась в гостинице "Астория" - в особом отделе 9-й дивизии РККА и в городской комендатуре, временно размещенной на даче Месаксуди. На регистрацию в установленный срок явилось более 4500 человек, их зарегистрировали и... распустили по домам. Среди населения, несмотря на слухи о массовых расстрелах в Симферополе и Керчи, появилась надежда на то, что большевики выполнят обещание Смилги, Белы Куна и Фрунзе об амнистии сдавшимся и рыцарском отношении к населению, данное 11 ноября.
Через двое суток, совершенно неожиданно, была объявлена новая перерегистрация. Всех явившихся немедленно арестовывали и под конвоем отправляли в Виленские и Крымские казармы и на дачу Месаксуди. Вот как описывает эту регистрацию очевидец - корнет Сводно-Гвардейского кавалерийского полка А. Эдлерберг, которому удалось в тот же день бежать, не дожидаясь развязки:
"Местом сбора была назначена дача крымского фабриканта - табачника Месаксуди.