ФЕОДОСИЯ КОНЦА XIX ВЕКА. КЛОЧКИ ВОСПОМИНАНИЙ 1892-1900 годов. /Продолжение/.

[Мушкетер]

Гудки пароходов, крики носильщиков, громыхание экипажей, визги лебедок нарушают тихий покой еще не проснувшегося порта. Появляются метельщики, громыхают железные запоры хлебных пакгаузов, под навесы амбаров стекается бесшабашная армия оборванных и босых грузчиков, неопрятно одетых женщин. Грубые и громкие голоса заставляют проснуться и тяжелые корпуса безмолвствующих судов. На палубе слышится иностранная речь, за кормой распускаются флаги, вахта сменяется вахтой и в унисон к протяжной песне баб, зашивающих мешки под навесом амбаров, с пароходов несутся удары молота о стальную обивку бортов.
(Продолжение следует.)

[Мушкетер]

В порту тихо. На иностранных судах еще спят. У пароходов прогуливаются портовые таможенные стражники с портупеей на боку, тихо переговариваются одиночные рыболовы, приютившиеся с удочкой на оконечностях мола; к пристаням съезжаются экипажи, сходятся носильщики.
С восходом солнца за волнорезом появляются черные дымки пароходов, идущих в Феодосию со стороны Одессы. Иногда выйдешь на волнорез и становишься свидетелем пароходной гонки конкурирующих пароходных компаний. Идет борьба за пассажиров, за грузы. Кто скорее причалит и скорее отойдет. Первое время побеждало Русское общество пароходства и торговли. Его быстроходные пароходы обгоняли суда и Азовского, и Российского общества. Потом победителем иногда стало выходить Российское общество, прикупившее себе новые быстроходные суда. Азовское общество не выдержало конкуренции и разорилось. Его пароходы купило Русское общество.

[Мушкетер]

Количество пароходов не менялось, но можно утверждать, что не было ни одного дня, чтобы пароходные гудки и сирены не оживляли воздух своими призывными криками. Только в 1901 г. количество судов резко уменьшилось. Это был тяжелый год, поразивший недородом хлебов Тавриду и южную Украину.
Становится понятно, что при таком положении вещей, когда в порту скапливается большое количество судов с командой крепких здоровых людей, и город, и порт делаются значительно оживленнее. Жизнь порта начиналась ранним утром, еще солнце не успевало искупаться в голубых водах древнего Понта, как первыми пробуждались рыбаки. Их баркасы с самыми романтическими названиями уплывали из бухты по различным направлениям и исчезали за мысом св. Ильи. Вспугнутые чайки и бакланы кружатся в воздухе, пронзительно кричат и вновь садятся на красные железные «бочки», поскрипывающие на якорях.

[Мушкетер]

Регулярно приходили в Феодосию пассажирские пароходы французской компании «Массажире Маритим», поддерживавшие сообщение между портами Черного моря и Марселем. Частыми посетителями порта считались греческие, английские, шведские, итальянские и голландские суда. Реже заходили немецкие и еще реже грузовые французские пароходы.
Кроме судов, приходивших в порт за хлебом, в Феодосию съезжались все иностранные суда, направляющиеся в другие порты Черно-Азовского побережья. Здесь они проходили карантин и получали разрешение на дальнейшее следование. Иногда за волнорезом насчитывалось по несколько десятков пароходов, терпеливо выстаивающих на якорях положенные карантинные сроки. Однажды я насчитал в порту, на причалах и за волнорезом до 35 пароходов. Целый торговый флот, оживляющий берег Феодосии.

[Мушкетер]

Нельзя сказать, чтобы городское управление Феодосии не заботилось о развитии порта. В 1902 году ему удалось добиться установления в городе постоянного навигационного тарифа с целью увеличения приливов грузов. Маленький город отличался большой портовой оживленностью. Не было дня, чтобы на причалах порта не стояло по нескольку судов, в осенние месяцы после уборки хлеба не хватало места для иностранных пароходов, и они терпеливо отстаивались в море за широким молом.
Четыре конкурировавшие между собой общества устраивали пароходные гонки. С ними состязались в дешевизне фрахта многочисленные парусные суда. Они брали грузы во все порты Азовского и Черного морей, ходили в Турцию, Грецию, возили черепицу в средиземные порты Франции. Среди парусных судов встречались турецкие кочермы, которые так любил писать Айвазовский, итальянские клипера, русские лайбы, греческие бриги.

[Мушкетер]

Затем возникли каменные строения складов на стороне порта, идущей перпендикулярно к волнорезу, и возникли покрытые деревянные платформы в других частях мола. Все пристройки были закончены до 1900 года.
Территория порта не ограждалась никакими стенами и заборами. По ней свободно ходили, кто хотел, не обращая внимания на отчаянные свистки маневрировавших поездов. Мост через портовую территорию у памятника Александру III перекинули позднее. А краны для погрузки судов поставлены после семнадцатого года.

[Мушкетер]

Каждый приход «иностранца» приносил барыши в карманы различных экспортеров хлебных компаний с их штатом скупщиков, комиссионеров, грузчиков. Недаром почти на каждой феодосийской улице виднелись амбары и ссылочные пункты. По утрам облака мелкой пыли просеиваемого через машины зерна падали толстым слоем на мостовую. У дверей сновали беспрерывно подводы, до верху наполненные жирной украинской пшеницей — знаменитой «арнауткой», конкурировавшей со злаками всего мира.
Территория порта была любимым местом пребывания у гуляющей публики как приезжей, так и местной. За прошедшие 30 лет на территории произошел ряд перемен. Исчезли две деревянные пристани. Одна из них принадлежала Русскому обществу пароходства и торговли. Она шла параллельно волнорезу, имела пакгаузы. За ней располагалась спасательная станция. На расстоянии 30-40 сажен от последней в море вдавалась пристань Азовского общества.

[Мушкетер]

V. Жизнь порта и его устройство. «Иностранцы». Портовые девки. Вольность нравов. Эпизоды из прошлой жизни порта. «Чудо-богатыри». Гуляния. Концерты в порту. Базар. Торговцы и покупатели. Еще о кофейнях
Насущные интересы феодосийцев, как я уже упоминал, тесно сплетались с проблемой развития торговли. Два места влекли к себе меркантильные души жителей древней Кафы — базар и порт.
Вставая рано утром, многие феодосийцы вперяли свои взоры в море и портовые причалы. Если у входа в бухту стояли иностранные пароходы, глаза их начинали блестеть отменным удовольствием. Сирена пароходных свистков казалась волшебней голоса лучших примадонн и теноров столичных знаменитостей, концерты которых исполнялись в зале Ратуши или на сцене ротонды городского сада.

[Мушкетер]

Конечно, теперь все забылось. И когда старые феодосийцы с грустью вспоминают «дела давнишних дней», мне хочется указать им на звериные инстинкты, которые вспоминались у нас независимо от нашей воли и унижали в нас человека. Об этом я скажу еще дальше.
Так долгие годы жили феодосийцы. Жизнь казалась спокойной, безмятежной, сонной. Дешевизна жизни поражала впервые приехавшего в город. Труд оценивался за гроши. Одни богатели, другие еще больше нищали, а были и такие, что медленно и неуклонно вымирали. К таким я отношу цыган, татар, рабочих табачных фабрик.

[Мушкетер]

Великодержавный шовинизм заставил притаиться караимов в своем «гетто», а за ними армян и греков. Мне вспоминаются бранные, оскорбительные выражения, которыми пестрели выкрики не только взрослых, но и детей в их ссорах друг с другом. С лексикона не сходило «хохол», «армяшка», «пиндос». Только теперь на расстоянии 3-х десятков лет мне особенно выпуклыми кажутся все те сцены взаимного человеконенавистничества, свидетелями коих была ясность. Все это казалось тогда столь обыденным и будничным, чему никто не удивлялся.

[Мушкетер]

Несмотря на общность интересов, между представителями феодосийской буржуазии не было мира. Глубокая национальная вражда, раздуваемая всей политикой николаевской России заставляла их держаться обособленно друг от друга, может быть, этому способствовала и национальная отчужденность в среде самого населения. Караимское, армянское, греческое, татарское и русское население жило отдельно друг от друга, не смешивалось друг с другом.

[Мушкетер]

В этом отношении печальной славой пользовался «кизильник», расположенный сейчас же за бывшим французским кирпичным заводом. «Кизильник» можно было бы назвать феодосийским лупанарием. Туда водили женщин для одной определенной цели. И женщина, если шла в кизильник, знала, зачем идет. Одной из забав слободских мальчишек служило подглядывание за уединяющимися парами. Сказать девушке: «Я была в кизильнике», — значило признаться: «я была в доме терпимости».

[Мушкетер]

Картины избиения любовниц, иногда зверские истязания ревнивого ловеласа встречались часто, особенно в праздничные дни. Много раз по ночам, детьми, вскакивали мы от отчаянных женских воплей, грязной брани, смертельных угроз с улицы. Уже мальчишками невольно поддавались мы тлетворному влиянию окружающей среды и знали, кто с кем живет, у кого сколько любовников и любовниц, кто вчера был в притоне таком-то, почему сбежал сейчас же после первой брачной ночи новобрачный. Мы приучались смотреть на вещи просто, нас мало смущались и сокровенные акты не всегда совершались тайно.

[Мушкетер]

Редко кто из них не имел своей «борохи», из-за которой частенько возникала поножовщина. В вечерние часы Итальянская портовая улица кишела проститутками. Они в изрядном количестве встречались у ресторанов второго разряда, у постоялых дворов. Мальчишкой я знал многих подростков 14-15 лет, которые уже имели любовниц, из-за которых дрались их такие же юные покровители. Во дворе, где жили мы, обе дочки соседа занимались проституцией с молчаливого согласия старых родителей. Помню, как одна из них, опьянев, приняла изрядную дозу нашатырного спирта и умирала у порога дома, пока ее такой же пьяный любовник бегал за доктором.

[Мушкетер]

Законным спутником пьянства и нищеты являлась легкость нравов феодосийцев, их распущенность, массовая проституция. Те многочисленные случаи разврата, свидетелем коих я был в Феодосии, напоминали мне разврат и проституцию портовых городов Средиземноморья, которые я посещал, плавая в качестве штурманского ученика.
Этому обстоятельству много способствовало постоянное пребывание в порту иностранных судов, войска, полунищенское существование работниц табачных фабрик, и, как я говорил, непомерное пьянство среди молодежи обоего пола. Большой половой распущенностью отличались рыбаки. Они задавали тон циничному отношению к каждой женщине. Если до постройки порта от них больше всего доставалось бокам любителей лицезреть голые женские тела, то в конце девятисотых годов рыбачья молодежь главным образом и составляла кадры тех наглецов, которые, окружив плотной толпой места купания женщин, смущали их не только своим присутствием, но и наглыми приставаниями.

[Мушкетер]

Нет возможности перечислить все мерзости, которые в те «счастливые времена» совершали хулиганы слободок. Не хочется о них и вспоминать, но прошлое само всплывает в памяти, когда хотят изобразить времена давно ушедших дней, как времена патриархальной чистоты нравов и общего благополучия.
Принимала ли какие-нибудь меры против массового хулиганства феодосийская полиция? Мер никаких не принималось. О нравах тогдашней полиции ходили жуткие слухи. В участке арестованных избивали до смерти и выпускали искалеченных. Зато в свою очередь и расправлялись с городовыми жестоко, если они нарывались на толпу гуляющих рыбаков. В интересах истины должен отметить, что при всей общей распущенности и хулиганстве случаев воровства, ограбления, взломов почти не было. О знаменитом в то время бандите Быстрицком — беглом каторжнике и грабителе — по Феодосии ходили чудовищные слухи. Он так и не был пойман, а перекочевал из феодосийских окрестностей в другие места.

[Мушкетер]

Существовал термин «повесить чайник». Это значило, что если кавалер с Форштадта провожает барышню с Карантина, то молодежь с Карантинной слободки вправе была избить своего соперника, привязать сзади негодный чайник или кусок жестянки и с позором изгнать за пределы своих владений. Этим правом широко пользовались все слободки, молодежь которых постоянно враждовала друг с другом. Некоторые поступки остервенелых и теряющих рассудок людей говорили о последней степени скотского отупления. Очень часто, задержав за пределами городской черты неосторожно удалившуюся влюбленную парочку, гогочущая от предвкушения удовольствия толпа хулиганов заставляла смущенную и красневшую от стыда девушку раздеть своими руками догола влюбленного и брать в руки его половые органы. Делалось это под угрозой избиения, поножовщины обоих.

[Мушкетер]

Феодосия спивалась безмерно. И в этой слабости не были повинны только одни слободки. Однообразие, тоска провинциальной жизни, отсутствие волнующих интересов — все язвы Николаевской России ломали всех, даже крепкие натуры. Спивалось офицерство, чиновничество, духовенство, пили студенты, а от них не отставали и другие учащиеся. В городском училище, где учился я, учитель Янковский редко приходил трезвым. Священник собора отец Сергий, преподававший у нас закон Божий, однажды во время вечернего богослужения упал пьяным перед алтарными вратами. Многие занимались шинкарством.
Конечно, непомерное пьянство, разлагая молодежь, влекло за собой хулиганство и разврат. Драки, подкалывания, буйство, битье стекол, смазывание чужих ворот дегтем считались сравнительно невинным проявлением хулиганства. Существовали еще более утонченные виды воздействия на объекты, вызывавшие неудовольствие того или иного молодца с Сарыголя или Карантинной слободки.

[Мушкетер]

Общее гомерическое пьянство достигало своего апогея в пасхальную поминальную неделю. Еще с утра феодосийское кладбище начинало чернеть от толпы людей, располагавшихся у могил умерших родственников. Приходили целыми семьями, целой компанией с пасхами, куличами, яйцами и с обязательными вином и водкой. Все эти дары пасхальных дней за исключением напитков располагались на могиле в ожидании попа. Последний читал поминальные молитвы, кропил святой водой и таким образом как бы разрешал поминальную трапезу. С его уходом извлекались напитки и начинались «поминки». Что это были за поминки? К обеду на кладбище везде и всюду слышался крепкий русский язык, часто в соседстве с молитвенным песнопением. Иногда перепившиеся начинали тянуть пьяные песни, слышался храп заснувших после обильного возлияния, часто были и фривольные сцены на сюжет рубеновской «вакханалии».

[Мушкетер]

Слободки потребляли алкоголь в неимоверном количестве. Пили все: и мужчины, и женщины, и девушки, и мальчишки. Пили по всякому случаю и по всякому поводу. Общей страсти к вину и водке не избегали и мы — учащиеся. Особенно много пили рыбаки. Имена некоторых из них становились нарицательными, как хороших пьяниц и скандалистов. Таким на Форштадте считался некий Федька Натолитов — так попросту называли его все. Любая свадьба, похороны, рождение неизменно оканчивались общей пьянкой, очень часто с кровавой дракой.
Усиленно пили на праздниках: на Рождество, на Пасху, на Николая и пр. В настоящее время исчез тип «визитера» старых времен. Какой-нибудь рыбак, чиновник или служащий одевался в лучшую одежду, нанимал извозчика и объезжал на нем своих знакомых. Выпив водочки и вина у одних, он ехал к другим. Так повторялось то же самое, пока злополучный «визитер» не напивался до «положения риз». Так поступали в дни праздников и обыватели центральных улиц, соблюдая, конечно, относительное приличие.

[Мушкетер]

Быть может, жители Итальянской улицы, Екатерининского проспекта и особнячков этого не замечали. Может быть, они не замечали нищеты и одичания слободских окраин города, но мне, живущему среди беднейшего слоя населения старой Феодосии и собственными глазами наблюдавшего жизнь городских слободок, не приходилось вздыхать о прошлом.
Мальчишкой я наблюдал первую очередь в первой казенной питейной лавке, открытой тогда по приказу Витте. Она помещалась на бывшем базаре вблизи городского фонтана против Греческой улицы. С этого дня, приходя в школу, я не мог не удивляться постоянству очередей, на которые в дальнейшем привык смотреть, как на явление обычное.
Слободки потребл

[Мушкетер]

Можно ли было назвать жизнью то далекое прошлое, о котором плачет иногда старый феодосиец? Законы природы говорят: «Жизнь — движение». Можно ли назвать движением жизнь конца девятисотых годов? Нет, это была не жизнь. Гнилью и плесенью несло от затхлого болота обывательского спокойствия и на этом болоте; как гады в подземелье, скрывались отвратительные низменности, человеконенавистничество, национальная рознь, пьянство и разврат.